По итогам боёв немцы потеряли в общей сложности четырнадцать «мессеров» (по семь над Ладогой и у нас на северном направлении) и два десятка бомбардировщиков, из которых пятнадцать – у нас. Мне засчитали три сбитых лично и два в группе, а Санчесу – одного лично и два в группе. Групповые мы сразу «подарили» балтийцам: у нас в эскадрилье было заведено неписаное правило – групповые не учитывать. Потери авиации Ленинградского фронта составили одиннадцать самолётов, включая Суворова.

Самсонов с виноватым видом докладывал, что первую атаку с бреющего полёта они не увидели. Вернее, был едва заметный всплеск на экране, но его приняли за обычные помехи. Решили попросить местных немного полетать на И-16 на бреющем над Ладогой, чтобы операторы могли найти различие между сигналом от низколетящих истребителей (а «брюстер» и «ишачок» были довольно похожи) и от отражения от поверхности. Будем надеяться, что в будущем сможем распознавать низколетящие цели.

Сразу после разбора полётов подвёз Самсонова к его станции, а сам, предварительно захватив гостинцы, поехал в госпиталь, куда увезли Суворова. Заодно и к Свете с Катюшкой заеду по пути.

В госпитале к раненому меня не пустили. Сказали только, что его прооперировали, что он сейчас без сознания, ранение тяжёлое, но есть все шансы, что жить будет. Стало хоть немного спокойнее за нашего Корнета.

Светы дома не оказалось, и я поехал к ней на работу в жилуправление, благо это было совсем рядом.

– Ула-а-а! Папка плиехал!

Катюшка тут же бросилась ко мне на руки, едва я зашёл в комнату, заставленную стеллажами с папками. Света сидела за столом и что-то писала. Увидев меня, она радостно улыбнулась, и от этой улыбки у меня словно крылья за спиной выросли.

– Ну-ка, что это за папка такой?

Из-за стеллажей вышла женщина средних лет, одетая в телогрейку, перепоясанную солдатским ремнём, и с противогазной сумкой через плечо.

– Здравствуйте, Илья. – Она протянула мне по-мужски крепкую ладонь. – Не удивляйтесь, эти две молодые особы мне про вас все уши прожужжали, так что я с вами заочно знакома. Огромное спасибо за продукты. Меня зовут Евдокия Александровна. Оставляю вас, а мне надо идти на дежурство, я старшая в противопожарной команде.

К сожалению моему и, как я заметил, Светланы, пообщаться нам толком не удалось. Нужно было возвращаться в эскадрилью. Передал гостинцы, с удовольствием послушал картавый лепет Катюшки и собрался уходить.

В дверях меня окликнула Света:

– Подожди…

Если честно, то в душе я надеялся, что сейчас она ответит на моё предложение, но она лишь подошла ко мне и, поцеловав в щёку, прошептала:

– Спасибо тебе за всё…

Глава 12

Огненный лёд Ладоги

Под крылом истребителя проносилась белая ледяная равнина. Вот уже пять дней мы пытаемся устроить засаду на финнов. Понеся большие потери, немцы снизили активность своей авиации. Вместе с ними притихли и их вассалы финны.

Это сразу же сказалось на интенсивности грузоперевозок по Ладоге. Колонны в обеих направлениях шли одна за другой, впрочем, строго соблюдая интервалы как между колоннами, так и между отдельными машинами в колонне. Всё было досконально просчитано, чтобы избежать такого явления, как резонанс. Однажды я даже видел, как по льду перегоняли несколько танков. Правда, вначале не понял, что это такое они тащат за собой, да и сам вид танков сперва показался странным. Приглядевшись, понял, что они едут без башен, а сами башни перевозят на прицепленных к танкам санях. Тогда-то мне и объяснили, что это сделано по рекомендации учёных, чтобы избежать резонанса льда.

Сегодня на патрулирование я вылетел совместно с парой Гуладзе – Шишов. Кравченко пока был безлошадным. В том бою, где подбили его ведомого, лейтенанта Суворова, его истребитель получил серьёзные повреждения, и его ещё не ввели в строй.

Традиционно прошли с ведомым на малой высоте над колонной с эвакуируемыми из города, покачали крыльями и пошли в набор высоты.

И тут Санчес вдруг заорал по радио:

– Сзади три «брюстера»! Атакуют колонну!

Резко сваливаю истребитель на крыло и ухожу в крутой вираж, ложась на обратный курс. Внизу уже горит санитарный автобус с огромным красным крестом в белом круге на крыше. Ещё одна полуторка, с таким же красным крестом на крыше водительской кабины, съехала с трассы и замерла, уткнувшись в сугроб. Странно, но из её кузова никто не выпрыгнул, хотя пустой она точно не должна быть. Либо у сидящих в ней людей просто сил нет, либо… О втором думать не хотелось.

– Внимание! – передаю в эфир, не сводя глаз с противника. – Здесь Тринадцатый! Принял бой с тремя «брюстерами»! Дункан, не спи! Шило, в воздух, закройте с севера!

Три бандита, сумевших обхитрить нас и расстрелявших беззащитных людей, тоже пошли в набор высоты. Запоздало потянулись в сторону финских истребителей трассеры зенитного пулемёта, чья позиция была чуть в стороне. Впрочем, горячие финские парни никак на это не отреагировали и продолжали манёвр, пытаясь занять удобную позицию для атаки.

«Брюстер» – противник серьёзный сам по себе, а в умелых руках и вовсе смертельный. Четыре крупнокалиберных пулемёта, большая дальность полёта и приличная манёвренность – вполне весомый аргумент, даже учитывая меньшую, чем у «яка», скорость.

Так мы и кружили с ними, что называется, принюхиваясь и пытаясь уловить тот самый благоприятный момент для атаки. Наконец финны не выдержали и, синхронно развернувшись, попёрли на нас. Стрелять они начали издалека, сразу втроём, длинными очередями, и всё небо вокруг нас с Санчесом пронизали дымные росчерки смертельной паутины.

Вот только финнам встретилась не беспомощная мошкара, а два злых шершня.

Скольжением уклонившись от вражеских трассеров, сами открыли огонь. Расстояние на встречных курсах стремительно сокращалось. Левый ведомый противника, по которому стрелял Санчес, резко перевернулся и отвесно пошёл вниз – один готов. А вот ведущий, по которому бил я, смог увернуться.

На огромной скорости проносимся мимо, и краем глаза успеваю заметить рисунок рыси на капоте врага, номер BW-364 сразу за голубой финской свастикой и красную четвёрку на хвостовом оперении. Всё это, как в замедленной съёмке, отпечаталось в подсознании. Где-то я это уже видел, но вот где, так сразу и не вспомню. Возможно, в той своей, прошлой жизни.

Финны, разминувшись с нами, тут же заложили крутой вираж. Удрать от нас у них не получится, у нас преимущество в скорости, так что хочешь не хочешь, а им придётся принять бой.

«Брюстеры» резко разошлись в разные стороны. Очевидно, таким манёвром они хотели заставить нас пойти парой за кем-то одним из них, давая второму шанс либо атаковать нас, либо банально удрать. Вот только мы на эту уловку не повелись. Всё давно уже было отработано. Мы тоже разделились, и каждый пошёл за своим оппонентом.

Санчес разобрался с противником быстро. Несколько очередей – и вот уже финский лётчик качается на стропах под куполом парашюта. Правда, недолго он наслаждался видами зимней Ладоги с высоты птичьего полёта. Взбешённый Санчес очередью поджёг купол парашюта, и финн, размахивая руками, словно пытаясь уподобиться птице и таким образом удержаться в воздухе, полетел вниз. Лёд тебе асфальтом, сволочь!

А вот мой оказался далеко не промах. Его «брюстер» крутился как уж на сковороде, не давая загнать себя в перекрестие прицела даже на крохотное мгновение. Чутьё у финского лётчика было просто звериное, и все мои трассеры проходили хоть и впритирку, но всё же мимо. Он и сам пытался атаковать, но мы тоже не лыком шиты.

Упускать именно этого финна я не собирался. Вспомнил я кое-что, когда-то в прошлой жизни прочитанное. Если я не ошибаюсь, то передо мной не кто иной, как Эйно Ил-мари «Иллу» Юутилайнен, лучший финский ас, сбивший за годы Второй мировой войны девяносто четыре самолёта, написавший книгу «Я бил „сталинских соколов“» и умерший в 1999 году, в свой восемьдесят пятый день рождения.